Вот говорят, мол Салтыков-Щедрин современен и актуален... а по-моему, более современен и актуален для нашей с вами действительности Азиз Несин. Может я ошибаюсь, но вот почитайте его рассказы, потом найдите еще и снова почитайте... кроме всего прочего, он еще очень забавно писал.

Если бы не было мух!
Когда ему исполнилось десять лет, он говорил:

– Эх, был бы у меня ранец, как у других ребят, были бы свои игрушки!.. Толстенные книги с картинками… Посмотрели бы, как я стал бы тогда учиться!..

В тринадцать лет ему, как и его сверстникам, купили книги, тетради, ранец, игрушки. Но успехами в учебе пока нельзя похвастаться.

– Эх, была бы у меня курточка, как у того мальчика… – мечтал он. – Мне очень трудно учиться потому, что отец, братья, мама – все мы живем в одной комнате. Попробуй выучи урок в таком гаме. Ах, был бы у меня свой уголок, свой стол, шкафчик! Тогда посмотрели бы, как я могу учиться.

В восемнадцать лет ему выделили собственную комнату.

– Можно ли чего достигнуть, если не имеешь и десяти лир в кармане? Мне нужны книги, справочники, а мне их не на что купить.

Когда ему исполнилось двадцать, он имел на карманные расходы десять лир, а иногда и больше.

– Закончить бы быстрее учебу!.. Одно дело жизнь, другое – учеба… Вот окончу факультет и начну работать. Я буду работать, как зверь, увидите!.. Напишу повесть, нет, роман! Ах, скорее бы сдать экзамены…

В двадцать четыре года он окончил факультет.

– Я никак не могу найти дела по душе, – жаловался он. – К тому же скоро подойдет срок службы в армии. Вот поэтому-то ничто и не идет на ум, а пока не засядешь за работу по-настоящему, ничего путного не получится. Я напишу такое произведение, что все заговорят обо мне! Ах, эта армия… поскорей бы прошли годы службы.

К двадцати шести годам он отслужил в армии.

– Я все никак не могу начать работать так, как мне хочется. Эти заботы о хлебе насущном. Каждый день – одно и то же. Пока человек не имеет приличной работы, постоянного дохода, разве он может посвятить себя творчеству?

В двадцать восемь лет он получил хорошую работу.

– У меня нет условий для творчества, – жаловался он. – Человеку нужна квартира из двух комнат. Нужен радиоприемник. Устанешь от работы – включи радио и послушай музыку. Отдохнешь – дальше пиши. Ах!.. Был бы у меня приемник…

В двадцать девять лет он снял двухкомнатную квартиру.

И приемник купил. Но работа над произведением, задуманным много лет назад, не двигалась с места.

– Ах, – вздыхал он теперь, – одиночество, одиночество меня тяготит… в сердце бесприютно, как в дикой необъятной пустыне… Как можно творить в пустыне? Откуда черпать вдохновение? Человеку нужна звезда, которая светила бы ему, давала силы… Я могу сдвинуть горы… Для кого мне работать? Кто в меня вдохнет ее, эту силу? Любовь, где ты?..

В тридцать лет он встретил ее. Он любил и был любим. Жизнь наполнилась содержанием. Но и теперь большой роман, который грезился ему чуть не с детства, не пророс на бумаге ни одной строчкой.

– Любовь, – рассуждал он, – вещь прекрасная. Однако пока не женишься – не работается… Вот женюсь, жизнь войдет в колею, и я смогу с головой уйти в работу. Да, но все это не так просто… Поскорей бы жениться… Ни одной минуты не проведу впустую, не покладая рук буду работать.

В тридцать два года он женился. Он был счастлив, но и теперь не приступил к делу своей жизни. Во-первых, потому, что на плечи легли заботы о семье. Дни пролетали в погоне за средствами к существованию. Во-вторых, просто не было времени даже присесть за письменный стол.

Творчество – роскошь, ему недоступная…

К тридцати шести годам его доходы возросли.

– Ну и что же, что у меня есть двухкомнатная квартира, комнаты-то маленькие, – говорил он. – А какой гвалт поднимают домочадцы!.. Разве можно в таком шуме заниматься творческим трудом? Мне нужен дом эдак в четыре-пять комнат. Вот тогда, засучив рукава, я примусь за работу.

В тридцать восемь он переехал в пятикомнатный дом. Если и сейчас он не мог работать, то вина в этом уже была не его…

– Как работать в этом доме, стоящем на перекрестке, в грохоте и суете? Попробуйте-ка сами напишите что-нибудь, нужна тишина. Ах, если бы я мог переехать в тихий уголок! Я так много буду там работать. Моя жажда работать неутолима.

Когда ему исполнилось сорок лет, он переехал в тихий квартал. Из окон нового просторного дома открывался прекрасный вид. Теперь-то он наверняка засучит рукава и начнет… Нет?.. Почему?..

– Ах… – жаловался он, – как творческий человек может работать, если в его доме нет красивых вещей, картин, нет большого письменного стола, удобных кресел, мягких ковров?.. Глаз должны ласкать прекрасные вещи, ухо – звуки классической музыки. Наслаждаясь прекрасным – работать и работать, не зная усталости.

Ах, ах… Наступит ли светлый день, когда осуществятся мои мечты?.. О господь, я так буду работать, что…

В сорок два года он обрел то, о чем мечтал, – удобные, красивые, ценные вещи. Но, что прикажете делать, он никак не может напрячь свой ум. Труд не двигается с места.

– Ах, ах, – говорит он, – вы не понимаете моего положения. Со стороны чужое горе кажется безделицей. Денег у меня достаточно, нужды не испытываю. Жена осчастливила меня. И дети хорошие. Дом просторный, удобный и с хорошим видом. И вещи у меня ценные, дорогие… И времени много… Но… Вот проклятые мухи заели… Никак сосредоточиться не дают, так и вьются, так и жужжат. Ах, как я страдаю от мух! Ах, ах… Если бы не было мух, уверяю вас, я работал бы, как вол… Мухи не дают покоя. Днем не дают засесть за произведение, не дают поспать, чтобы можно было работать всю ночь напролет… Закрыть окно?.. Духота!.. Натянуть сетки на окна? Вид из окна закроется.

Советуете поработать зимой? Зимою мух не бывает, неправда ли? Ах, зачем Аллах создал этих мух, просто не знаю, что мне делать!

Сейчас ему сорок два года. Осталась самая малость, чтобы не переводя дыхания трудиться, – извести всех мух на свете! И вы верите, что он порадует мир своим творением?

 

Свой дом
С детства познал он, что значит жилье, снимаемое внаем. И, став взрослым, решил во что бы то ни стало иметь свой кров, где можно укрыться от любых невзгод. Самые первые впечатления связаны у него с переездами с одной квартиры на другую, непременными ссорами между матерью и отцом, сборами, суетой. Упаковка вещей, увязывание тюков с подушками и тюфяками, куда закладывалась посуда, мелкие вещи – от самоварной трубы до жаровни для рыбы, завернутой в газетную бумагу. Вещи грузили в повозку, запряженную парой лошадей, а мать суетилась рядом, стараясь втиснуть еще герань, гвоздику, пересаженные в консервные банки.

Эти груженые повозки он запомнил на всю жизнь.

Во время переезда всегда что-нибудь случалось: то били тарелки, лампы или стаканы, то из бутылок с оливковым маслом, уксусом или сиропом выскакивали пробки, и содержимое заливало белье.

– Бедность – это позор! – кричал отец.

Когда он окончил лицей и вступил в самостоятельную жизнь, у него не было уже ни отца, ни матери… Помня о мытарствах с наемным жильем, он решил не жениться, пока не купит собственного дома. Пять лет ходил он в одном костюме; вкуса водки и табака даже не знал; не бывал ни в кино, ни в театрах; знакомств не заводил – короче говоря, жил жизнью монаха или индийского факира, откладывая каждый куруш. И в результате накопил две тысячи лир. Эти деньги для таких, как он, считались немалыми. В те времена купить дом можно было и за тысячу лир, но он не хотел приобретать рухлядь, какую ему предлагали.

«Куплю участок и сам построю себе дом», – мечтал он.

Он хотел, чтобы дом был с большим красивым садом, стоял на берегу моря и недалеко от центрального проспекта. Дом так дом… Будущий домовладелец облюбовал два участка. Но за один просили три тысячи, а за другой – три с половиной. Они были в самом деле хороши. Можно было найти приличный участок за тысячу лир, но он решил не торопиться, а купить то, о чем мечтал. Еще некоторое время нужно было жить, отказывая себе во всем.

Через три года у него собралось уже четыре тысячи. Теперь он был уверен, что сможет купить отличный участок.

Он отправился туда, где с него спросили когда-то три с половиной тысячи лир. Половина участка была уже продана. На нем стояла вилла. За другую половину теперь просили пять тысяч лир. Он отправился туда, где раньше просили три тысячи. Новая цена была шесть тысяч лир. За участок, который ему тогда не понравился, сейчас просили четыре с половиной тысячи, а тогда хотели тысячу лир.

Он положил деньги в банк. Стал жить еще экономнее. И отказался от мечты жить на берегу моря. Искал землю где-нибудь в приличном районе.

За шесть лет он сумел накопить пять тысяч лир, а дороговизна росла. Участок за четыре тысячи лир был продан, и на нем стояло четыре дома, и было еще свободное место. За него требовали уже шесть тысяч.

Пришлось отказаться от покупки участка в городе. Его устраивала теперь и окраина. Постоянное стремление откладывать приучило питаться почти что воздухом, и он пугал детей своей худобой. Но за следующие семь лет сумел скопить всего семь тысяч лир.

Участок за семь тысяч… Над ним смеялись, когда он называл сумму. На такие деньги нельзя было теперь купить клочка земли даже для хибарки.

Двадцатая часть участка, который когда-то продавали целиком за две тысячи лир, была свободна и продавалась. За нее просили сорок тысяч. Ничего, кроме как продолжать копить деньги, ему не оставалось. И он весь отдался накопительству. По вечерам рисовал проекты своего будущего дома. С двумя туалетами – турецким и европейским. Спальня, гостиная, столовая, зал и детская комната – пять комнат, не меньше… Если он раньше мечтал о двухэтажном доме, то теперь согласен был и на одноэтажный. Он был уже далеко не молод. При мысли, что когда-нибудь у него будет своя крыша над головой, на глаза навертывались слезы. Он еще туже затягивал ремень и, стиснув зубы, продолжал откладывать куруш за курушем.

Вот стоит только купить участок и поставить дом, тогда… Пять комнат ему не нужно, не нужно и двух уборных – ни турецкой, ни европейской. Только бы одну, но свою комнату. После постройки дома он сразу женится.

Лет пять назад он вышел на пенсию. Теперь уже как мало ни ешь и ни пей – ничего не отложишь. Но все-таки за всю жизнь он скопил двенадцать тысяч лир. Ни в городе, ни за городом, ни на берегу моря, ни на горе за такие деньги участка не купишь. Бесконечные поиски земли отнимали у него все время. Слова отца: «На земле – жилище, на том свете – вера!..» – постоянно звучали у него в ушах.

Как-то вечером, возвращаясь после безуспешных поисков, он увидел у дороги кладбище. Зашел. Какая красота! Именно таким рисовался в его воображении сад перед домом: цветы, лужайки, газоны… Глядя на чистую зелень, он пробормотал:

– Кому не захочется на веки веков попасть в такую красоту!

Кладбище раскинулось на холме, над самым морем. Погрузиться в вечный сон под сенью стройных кипарисов – разве это не блаженство!

На следующий же день он поспешил в управление кладбищ.

– На том кладбище мест уже нет! – ответили ему.

За двадцать тысяч он мог бы купить место на любом кладбище.

Ему предлагали участки за пятнадцать, двенадцать и даже десять тысяч.

Он уже знал, что через день цены подскочат, и на эти деньги ничего не купишь, и он купил место на кладбище в тот же день, оформил все бумаги, даже не взглянув на то, что покупает.

Затем пошел посмотреть. Это было место, затерянное среди разбитых могильных плит и вокруг – ни газонов, ни кипарисов… Но он был доволен и этим.

– О, это мое! Мое!.. – проговорил он, и глаза его заблестели.

Каждый день рано утром, как прежде на службу, отправляется он на кладбище, гордо садится на свою землю, расчищает ее от сорной травы, сажает цветочки и с нетерпением ждет дня, когда займет свое вечное жилище.

 

Краткая справка: Азиз Несин (тур. Aziz Nesin, один из псевдонимов Мехмета Нусрета) (1915-1995) - известный турецкий писатель, драматург и публицист.
Родился 20 декабря 1915 года в Хейбелиаде. В 1934 году в Турции вышел закон, который упразднил титулы и старые формы обращения, и будущий писатель взял себе фамилию "Несин", означающую "Что ты есть?". Помимо этого, основного псевдонима, у Мехмет Нусрета было более пятидесяти псевдонимов. Это отчасти объяснялось острым социально-политическим характером его сатирических произведений. Получил военное образование, учился в Академии изящных искусств. Работал в сатирической газете "Марко паша". Дважды удостоен премии "Пальмовая ветвь" на международных конкурсах сатириков.
Соч. в рус. пер.: Собачьи хвосты. Юмористические рассказы, М., 1958; Письма с того света, М., 1960; Если бы я был женщиной. Юмористические рассказы, М., 1961.